Томск изобретающий
Алексей Торгашев
«Русский репортер» №15 (244)
19 апр 2012, 00:00
Томские селекционеры создают антиоксидантную картошку
перейти в фотогалерею
Нехитрый
секрет того, как стать международной элитой, не выезжая из родного
города, демонстрирует томское научное сообщество. Просто нужно делать
то же, что и весь остальной мир, только лучше
В Томске
изобретают все. Если вы едете в такси, не верьте глазам: это не таксист,
это конструктор-самоучка, а под капотом сгорает смесь с двадцатью
присадками, на каждую из которых у него патент. Если селитесь в
гостинице, ждите — за утренним кофе владелец расскажет о селекции
тонкорунных овец в Новой Зеландии и что к этим овцам он давно
присматривается. Если вы надеетесь спастись в пивной «У Крюгера», вы
глупец: сосед за столиком лишь мимикрирует под выпивоху — вы и полбанки
не примете, как будете спорить о пивных дрожжах, их штаммах, составе
сред и недопустимых мутациях.Стратегический бинт
— Здесь очень хорошее образование в университетах. В городе 500 тысяч жителей и 100 тысяч студентов, — говорит Сергей Псахье, директор Института физики прочности и материаловедения, он же руководитель Томского научного центра СО РАН, куда входят семь институтов Академгородка. — В 94-м я работал профессором в США, но решил вернуться, чтобы дети получили хорошее образование.Томск — самый изобретательский город России. Конечно, по общему количеству выбрасываемых в мир технологий с большим отрывом победит Москва. Но если мы возьмем, к примеру, данные Росстата о доле организаций, которые занимаются исследованиями и разработками, то Томск опередит и Москву, и Питер, и все прочие регионы России.
Так что этот сибирский город мы выбрали сознательно — посмотреть, как живут изобретатели в наше непростое время. Наметили пять компаний разного уровня и профиля и приехали. Первым в списке шел как раз институт, возглавляемый Сергеем Псахье, — здесь придумали какие-то чудесные бинты с бактерицидным нанопокрытием.
— Началось с того, что я посмотрел по телевизору передачу канала National Geographic про канадскую фирму, которая продает по всему миру личинки мух, выедающих некрозный слой из трофических язв. Неприятное зрелище. А у нас в разработке тогда уже был материал-абсорбент для водяных фильтров. Я пришел на следующий день в институт, говорю: «Давайте попробуем его применить в медицине». Очень скоро провели эксперимент. СибГУ прислал нам золотистый стафилококк, взяли чашку Петри с этой бактерией, положили туда наш материал. Через три дня получили стерильный раствор.
Томский нанопорошок действует не на биологию, а на физику: оболочки бактерий в водных средах заряжены отрицательно, порошок — положительно. В итоге микробы намертво прилипают к бинту, рана стерилизуется. Отвратительные личинки не нужны.
Мы двигаемся по коридору лабораторного корпуса. За закрытой дверью кто-то слушает шансон, идем дальше — на звуки то ли ударов железом о железо, то ли стрельбы разрывными пулями в броню.
— Вот этот участок — это полторы тонны порошка в год. Взгляните…
Ду-дух! — сразу же оглушает нас из небольшой комнаты, целиком занятой агрегатом с какими-то трубками и емкостями. Не скажу, на что похоже — большое, железное, сложно сконструированное. Внутрь устройства в атмосферу аргона протягивают вольфрамовую проволоку, подают сильнейший ток — проволока, взрываясь, рассыпается в пыль. Пробирка с таким порошком тяжеленькая, внутри что-то темно-серое. Потом это вольфрамовое нечто еще как-то обработают, смешают с другими компонентами, и получается то самое нанопокрытие для бинтов.
— Врачи говорят, что он действует как пенициллин в 50-е годы, — говорит Псахье. — Даже газовую гангрену можно вылечить. Был у нас жуткий случай, когда она возникла в паховой области и человек был обречен. Так вот, несмотря на то что это материал для поверхности, решили попробовать: вскрыли, забили внутрь — и через две недели человека выписали.
Любой сотрудник, связанный с разработкой этих бинтов, имеет в запасе такую историю. А еще все здесь пробовали их на себе: кто-то ожоги лечил, кто-то царапины…
— Как собираетесь на рынок выходить? — спрашиваю.
— Задача в том, чтобы этот материал был в каждом городе и каждой деревне. Не в России — в мире. Это важно не только с коммерческой точки зрения, но и как позиционирование нашей страны, — отвечает директор. — Принципиальных проблем я не вижу. Возьмите, например, Словению: небольшая страна, два миллиона жителей — и две крупные фармацевтические компании! Почему мы не можем сделать? Конкуренции ведь нет. Уже сейчас интересуются в той же Словении, Корее, Японии.
— Не боитесь чиновников? — задаю я вопрос, который довольно часто поднимается в прессе. — Что не дадут вырасти, что все отнимут люди в погонах, что за все взятки требуют…
— Тут выход один — иметь заведомо сильный проект. Непробиваемый. На одном конгрессе я министру Фурсенко сказал, что если проект не пройдет, то я подниму шум в прессе, и пусть мне докажут, почему другой лучше.
Мы еще много о чем поговорили: о том, что институту польза от изобретенных технологий только в том, что на разработку получаешь грант, а владельцем патента становится государство, и впоследствии деньги идут мимо. О том, что «там» все устроено иначе: в США, например, в университетах есть специальные отделы, куда ты приходишь с идеей, а уходишь с компанией-спонсором и получаешь затем 20% от реализации. Сошлись на том, что изменения в законы нужно внести совсем косметические — и схема заработает и у нас.
Потом поговорили об утечке мозгов, и оказалось, что нет ее: «Если раньше была проблема, как задержать, то сегодня — как отправить за границу сотрудника, когда он не хочет отрываться от семьи дольше чем на месяц». Затем еще о зарплатах: научный сотрудник в институте получает в среднем около 40 тысяч; кандидат — 35, доктор — около 60…
Вообще-то Псахье землетрясениями занимается: моделирует их на байкальском льду, а также пробует предотвращать большие землетрясения, искусственно вызывая мелкие. А вы говорите — бинты!
Трехмерность без очков
Здание особой экономической зоны возвышается посреди стройки-пустыря, как стеклянный корабль. Выглядит могуче, современно и как-то еще не вросшим в старый город. Попытка объединить изобретателей — сибирский ответ «Сколково».Томская наука всегда была нацелена на приложение результатов. В советские времена она работала на ВПК, и город был закрыт для международных контактов. Потом ВПК рухнул, наука в Томске впала в коматозное состояние, но как-то выжила. Говорят, за счет того, что здесь нет разрыва между университетами и институтами: все студенты работают в институтах, а научные сотрудники, наоборот, преподают в университетах. Да еще появилось то, чего в советское время не было, — международная интеграция. Вот, например, компанию, куда мы идем сквозь хорошо кондиционированный воздух здания-корабля, назвали так, чтобы и мысли о ее российском происхождении не возникало: Triaxes Vision, что означает «трехмерное видение».
— Мы совершаем революцию в телевидении, — говорит ее руководитель Алексей Поляков. — Что сейчас подразумевается под 3D? Очки. Мы же разрабатываем технологию перевода всего, снятого для просмотра с очками, для просмотра без очков. Вот, смотрите!
Алексей по-лекторски, не глядя на экран, включает большую панель «Филипс», и на меня выскакивают синекожие гуманоиды из «Аватара». Качество приличное, но стоять нужно по центру на определенном расстоянии, иначе появляются смазанные слепые зоны. Это прототип.
— К яркости и цвету мы добавляем еще один тип информации — глубину, — поясняет изобретатель и переключает картинку так, что на экране появляется этот самый третий тип информации, а первые два исчезают. В результате я вижу, как в телевизоре мечутся тени разной степени серости.
Как мне объяснили, эта серость и дает представление об удаленности от наблюдателя. Программа моделирует ту работу, которую проделывает мозг: то, что дальше — более темное, что ближе — светлое. Чтобы смотреть фильмы по этой технологии, нужны три вещи: специальный микролинзовый дисплей, приставка с программным обеспечением и собственно фильм, обработанный под эту задачу.
Алексей по образованию инженер-системотехник, кроме того, он преподавал компьютерную графику, написал несколько книжек на эту тему, защитил кандидатскую. А потом познакомился с живущим в Томске изобретателем Владимиром Семеновым. Знаете, есть такие люди со множеством патентов в самых разных областях. Вот и у Семенова — от биологически активных кормовых добавок до каких-нибудь плазменных выжигателей. И объемной фотографией он тоже интересовался — тогда, в 90-е, ее еще делали аналоговым способом, помните 3D-календарики?
Поляков в начале века уже нынешнего написал программу для шифрования объема на компьютере, сделал пакет приложений и основал компанию.
— Был момент в 2009-м, когда мне пришлось продать свой автомобиль, чтобы заплатить людям зарплату, — вспоминает Алексей. — А сейчас ребята сами автомобили покупают. У нас пять программистов, все томские, самому старшему еще тридцати нет.
— А вам сколько лет? — спрашиваю.
— А мне уже… ммм… тридцать восемь. Иногда я забываю, и приходится считать.
В том самом 2009-м, когда Полякову пришлось продать машину, команда показала первую презентацию созданного с нуля программного обеспечения трехмерного видео без очков. Теперь она уже устраивает 3D-телемосты с Лондоном и верит в светлое коммерческое будущее. По оценкам ведущих производителей, до распространения объемного телевидения без очков осталось примерно четыре года.
— Если завтра придет Sony, например, и скажет, что хочет купить разработку?
— Это вероятный сценарий. Будем думать. Это ведь глобальный процесс — не имеет значения, где вы физически находитесь.
Пожарный патент № 2275951
В аудитории с основательной мебелью, при виде которой вспоминаются профессорские шапочки и слово «студиозус», нас встречает Василий Лотов, профессор кафедры технологии силикатов и наноматериалов Томского политехнического университета:— Приятно большие столы иметь, правда? Мы оставили и их, и шкафы. Выпускники приезжают и говорят: вот, это наше…
Технологический институт, как рассказывают, был открыт в Томске благодаря министру финансов Сергею Витте. В конце XIX века он специальным указом отправил в Томск деньги, которые предназначались на строительство броненосца.
Сюда мы пришли, чтобы посмотреть революционный метод тушения пожаров жидким стеклом. Эксперимент выглядит так: Лотов берет две реечки, одну из которых обмакивает в раствор жидкого стекла. Затем по очереди засовывает их в электрическую печь с температурой 700 градусов. Первая моментально вспыхивает, вторая на наших глазах пузырится вспухающей твердой пеной.
— Вот, собственно, что происходит с жидким стеклом, если оно попадает в очаг пожара, — объясняет Лотов. — Вода испаряется, стекло сначала остается пленкой, а при большой температуре дает такую пену.
Жидкое стекло достаточно обычная вещь — его, например, добавляют в стиральные порошки, на его основе делают канцелярский клей. И химия здесь простая: нужны кварцевый песок и сода. Получают силикат натрия, который нужно развести в воде — и вперед. Туши пожары.
— Один из соавторов нашего патента, Алексей Смирнов, донимал меня этим: давай придумаем, как тушить нефтяные разливы, — рассказывает Лотов. — Ну, я и придумал. Патент нам выдали в 2006-м, дали премию 15 тысяч рублей.
— А дальше?
— А дальше все. Пожарные говорят: «Нам воды не хватает, а вы со своим стеклом. Жидкое стекло дорогое». Я им: «Не дороже пожара». Эта разработка лежала бы еще двадцать лет, но про нее рассказал прессе наш проректор по научной работе. И пошел шум. А когда начались пожары в Центральной России, мы отправили письмо президенту, получили ответ, что его отдали на экспертизу. Передали в НИИ МЧС. И тихо.
Но может быть, не все так плохо. Как раз перед нами к Лотову приехали газовики из Нового Уренгоя. Скважину, как известно, тушить очень сложно, вот и хотят попробовать новым способом. Предполагается, что жидкое стекло стечет вглубь, где образует пробку.
— Но, конечно, нужно элементарный эксперимент сначала поставить! — убеждает Лотов. — Взять сруб, накидать туда дров, чтобы получился высокотемпературный пожар. Мы в сентябре испытывали с МЧС, но нужной температуры не получили. Цена жидкого стекла — восемь-десять тысяч рублей за тонну. Но расход этого средства примерно в пять раз меньше, чем бесплатной воды. Одна пожарная машина справляется там, где нужно пять машин.
На самом деле технолог Лотов разрабатывает бетоны, покрытия, конструкционные материалы. Организовывал в Томске завод по производству пеностекла — прекрасный теплоизоляционный материал, лучше керамзита, говорит.
— У нас в университете очень много патентов, на этом ведь можно зарабатывать.
Антисоветская медицина
В двух шагах от центральной площади Томска находится улица Советская с деревянными домами. Едет трамвайчик, играют щенки, на завалинке сидит компания молодых людей, мужик рубит дрова и уже нарубил изрядную поленницу. Во дворах без признаков асфальта стоят разнокалиберные авто — от дорогих джипов до отечественных убитых «шестерок».Если Томск — город изобретателей, отчего бы не попробовать использовать то, что уже изобретено, например, положить на улице асфальт? Этот вопрос я задавал всем, с кем общался, — только руками разводят.
Советская деревня тянется параллельно центральному проспекту Ленина, где сосредоточено шесть университетов. Мы как раз направляемся в клиническую больницу университета медицинского. Там испытывают те самые бинты с нанопокрытием.
Перевязочная. На столике разложены инструменты, среди которых инородным телом выделяется раскрытый пакет с шариками ватных тампонов. Пациент на кушетке, лицо скрыто за ширмой. Палец у него в чем-то желтом.
— Вот сама повязка, после удаления ногтевой пластины было кровотечение. Одно из свойств повязки — останавливать кровь, — говорит Игорь Поярков, заведующий хирургическим отделением. Ему тридцать лет, и все в его семье всегда были медиками: отец — профессор, бывший хирург, брат — хирург, мама — акушер-гинеколог. Только жена не врач, чиновник, и дочка по возрасту хирургом стать пока не успела: три годика всего. В больнице у заведующего отделением маленький кабинетик-закуток, явно вырезанный из площади коридора.
— Пойдемте поговорим с профессором, — говорит Поярков, и мы поднимаемся в кабинет к Николаю Мерзликину, заведующему кафедрой хирургических болезней педиатрического факультета СибГМУ, одному из специалистов с мировым именем по операциям на печени.
Оба хирурга в белых шапочках, в халатах. Как они выглядят без униформы, не очень понятно, кроме того, сразу чувствуешь себя пациентом и готовишься отвечать, что «вот здесь не болит, температура нормальная».
— Отечественных хороших повязок у нас нет, — говорит Мерзликин. — Есть импортные, но они дорогие. И вот мы получили предложение от Сергея Григорьевича Псахье испытать материал. У нас есть гнойное отделение на тридцать коек, и им было интересно посмотреть действие на тяжелых больных.
— Считается, что врачи консервативны, а вы так вот легко взяли и испытываете!
— К нам часто приходят с разными препаратами. Я помню, когда начинался гербалайф, они все ходили ко мне: «Давайте попробуем». Попробовали — никакого эффекта. Ну и что я буду его рекомендовать? У нас три больших программы с фармацевтическими фирмами, но все они заграничные. И вот первое предложение от наших разработчиков.
Врачи говорят, что антисептический эффект получили сразу, но потом стали обнаруживаться и другие свойства повязок.
— Когда мы делаем резекцию печени, ее поверхность как бы плачет кровью, — говорит Мерзликин. — И мы попробовали нашу повязку, приложили на две минуты и остановили кровь. Думали, случайность, проверили — все правда.
— А причина?
— Непонятно. У нас в медицине много такого, что мы не можем объяснить.
В общем, мне про эту повязку врачи много еще рассказывали: и про ожоги, и про специальные шарики, которые при эндохирургических операциях внутрь больному заталкивают, и про стоматологию.
Потом мы как-то плавно перешли к тому, что вряд ли доживем до такой медицины, как в Германии, что все реформы приводят только к ухудшению, что иглы ломаются в соответствии с 94-м законом о госзакупках, что Голиковой нечего делать в министрах, а Рошаль молодец, но его не слышат.
— Говорят, у врачей происходит эмоциональное выгорание.
— Я старый профессор, — отвечает на это Мерзликин, — и никакого выгорания не чувствую. У меня есть репутация, и, честно говоря, мне просто интересно в этом участвовать.
— А я ученик старого профессора, — добавляет Поярков. — И на этой кафедре есть такое выражение: «Я не люблю двух вещей: когда врут и когда не любят больных».
Международная картошка
— Сейчас мы ее разрежем, и вот… видите? Фиолетовая! — говорит Сергей Красников, заведующий сектором селекции картофеля в Нарымском отделе селекции и семеноводства.Он показывает нам цветной картофель — натурально, внутри не белый, а фиолетовый. Говорит, еще красный бывает, розовый и ярко-желтый.
Мы беседуем в трехэтажном домике научного корпуса в городе Колпашево. Из Томска сюда добираться четыре-пять часов, причем нужно переправляться через Обь на пароме или зимой по льду. Нормальный городок. Только далеко очень, за это время до Новосибирска доехать можно.
На стене в кабинете много интересного. Например, большая инструкция «Дегустация клубней картофеля» — как комиссии из пяти человек правильно оценить сорт по вкусу. Без этого на государственные сортоиспытания картошку не отдают. Еще на стене названия местных сортов: «Томич», «Матушка», «Юбиляр», «Антонина», «Памяти Рогачева».
— Первые клубни мне подарил кореец Лим Хак Тай, профессор национального университета, который выставлял свои сорта на конгрессе в Москве в 2007 году. Он никому их не давал, а мне дал два клубенька. И потом я еще набрал ягод от самоопыления, тоже посеял. По вкусу, скажу так, пока есть горчинка — опасаюсь, что свой сорт может не получиться.
Красников говорит, что, скажем, в Голландии только по культуре картофеля выпускается 12 журналов, а у нас в России один: «Картофель и овощи». Про немецкую автоматику, которой у нас нет, и нужно идти с буром в поле, чтобы определить количество питательных элементов в почве. Про биохимическую лабораторию, которая была, но теперь ее тоже нет, и все тесты нужно делать не здесь. Про то, что «мы две, ну, пять тысяч сеянцев можем проработать, а в США или Германии уже до ста тысяч».
— В последние годы, конечно, что-то просматривается, — говорит Красников. — Технику обновили, зарплаты стали получать. Деньги все равно маленькие. Я вот вместе с кандидатской надбавкой получаю на руки 16–18 тысяч. Держу небольшой огородик, строю дом. А другим бизнесом заниматься некогда — ни в лес сходить, ни на рыбалку. Сейчас хоть лаборант есть, а когда один крутился, даже, помню, полевой журнал оформить толком было некогда.
Нет, не подумайте, что он один на станции работает. Есть и механизаторы, и научный состав. Ведь это только в школьных учебниках процесс селекции выглядит просто: скрестили — отобрали лучшее. В реальности селекция — очень формализованная наука: множество типов испытаний, которые занимают годы, пока сорт не выйдет на рынок. Цифры и цифры: глубина борозды, устойчивость к вредителям, крахмал, вкус, урожайность… Как они вообще умудряются что-то выводить по стольким параметрам, не понимаю.
За использование сорта институту положено роялти — отчисления от использования. Между прочим, и авторство довольно строго оформляется. Впрочем, Красников говорит, что с отчислениями по картофелю у нас неважно, не так, как работает налаженная система по зерновым. Потом опять о цветной картошке:
— По идее, ее можно есть сырой, как морковку или яблоки. Цвет получается за счет антоцианов, природных красителей. И в литературе говорится, что чем интенсивнее окраска, тем больше антиоксидантные свойства. А через год после того конгресса я в интернете прочел статью сотрудника Бурятского института, где этот картофель рекомендовали для диабетиков. Пошел слух. Диабетиков много, ко мне ходят, просят: «Дай хоть два клубенька», но я пока не проверял эти свойства, да и семенного материала немного.
Как положено, спрашиваю про трансгенные растения.
— Мечта у меня есть завезти их сюда. Но пока не пробовали. Да и население боится, — с сожалением отвечает Красников.
Думаю, завезет. Я заметил такую общую особенность всех томских исследователей: они интегрированы не в российскую научную жизнь, а в международную. Это, собственно, и есть международная надгосударственная элита. Мимо зарплат и противоестественных российских законов, административных ресурсов и бизнес-войн. Что-то такое прогрессорское, из братьев Стругацких.
А картофель я пробовал. Сырым. На вкус — как несладкое яблоко. Поэтому Красников и говорит:
— Хочется улучшить!
Яндекс.Директ
РИА Новости
Фото: Реальное усыновление
Документальный сериал — от поиска героев до эфираПрайм
ИноСМИ
TOP
- Недвижимость штормит перед штилем
Опережающий ажиотажный спрос на недвижимость неминуемо приведет к спаду в первом полугодии 2015 года. Рост продаж новостроек в Москве вырос за год на 65%, такая же ситуация характерна для многих городов-миллионников. Удорожание строительных материалов ввиду девальвации рубля, высокая ключевая ставка и вместе с ней растущая стоимость ипотеки при снижении инвестиционного спроса – основные причины стагнации рынка недвижимости в будущем году. Минстрой уже задумался над компенсацией убытков для застройщиков - Зачем повышаются ставки в глобальной игре
Российские политики пошли по пути Обамы и подменили в стратегии национальной безопасности реальные военные угрозы политически нужными на данный момент - противостоянием с Западом. Тем самым они не только дают антироссийским политикам ЕС и США аргументацию для их алармистских заявлений, но и подрывают собственное видение. Вера в то, что основная военная угроза исходит из НАТО заставляет тратить ограниченные ресурсы в области укрепления обороноспособности именно на натовском направлении, тогда как парирование реальных угроз остается недофинансированным и без достаточного внимания - МВФ предложил России спасти Украину
Международные финансовые институты могут отказаться от финансовой помощи Киеву, если Россия не отсрочит погашение украинских еврооблигаций на $3 млрд. Этот акт доброй воли уместно было увязать с рассмотрением правомерности введения ограничений против нашей страны, считают эксперты - Почему Москва не должна официально вооружать Новороссию
Депутат Госдумы Франц Клинцевич предложил поставлять оружие властям ДНР и ЛНР. Лучшего новогоднего подарка киевским властям сложно себе представить - Испытания с политическим подтекстом
26 декабря с космодрома «Плесецк» расчетом РВСН был произведен испытательный пуск уже серийно выпускаемой на Воткинском заводе (и еще в 2009 году принятой на вооружение) твердотопливной МБР РС-24 «Ярс» подвижного базирования с разделяющейся головной частью. Как сообщила пресс-служба военного ведомства, учебные боевые блоки с «заданной точностью поразили цели на полигоне Кура».
Infox
Музыка
Книги
-
Униженные и оскорбленные современного мира
Известный британский экономист и социолог доказывает, что современный неолиберальный капитализм порождает новый класс — прекариат*: бесправных людей, лишенных любых социальных прав. А социальное государство терпит крах
Комментариев нет:
Отправить комментарий